Header image

 

 

 
 

СИРЕНА И РУССКИЙ КЛАССИК
165 лет со дня знакомства Полины Виардо и Ивана Тургенева
«НГ Ex libris», # 41 от 13 ноября 2008 г.


Спала ли Полина Виардо с великим русским писателем? Однозначного ответа на этот далеко не праздный вопрос нет. Сложность в том, что за 125 лет, прошедших со дня смерти Ивана Тургенева, и 165 лет, прошедших со дня его знакомства с Полиной Виардо, все источники, способные пролить свет на подлинный характер их взаимоотношений, были многократно исследованы. И если ответ так и не был получен, то, боюсь, он не будет получен никогда.

Конечно, это не означает, что два ответа – положительный и отрицательный – на этот вопрос равновероятны. Но продвинуться вперед нам поможет не анализ источников, а ряд общепсихологических соображений и аналогий…

Сажа да кости

По свидетельствам современников, знаменитая оперная певица Полина Виардо отнюдь не была красавицей. Скорее наоборот. Один из них охарактеризовал ее не просто как некрасивую женщину, но как «жестоко некрасивую». Полина Виардо была сутула, худосочна, горбоноса, имела выпуклые глаза, огромный рот и неказистую фигуру. По словам Генриха Гейне, она напоминала «пейзаж, одновременно чудовищный и экзотический». Сохранился и более уничижительный отзыв – «сажа да кости». Тем не менее именно эта женщина сумела приковать к себе знаменитого русского писателя на сорок долгих лет.

Впрочем, когда речь заходит о «роковых женщинах», удивление, как правило, вызывают два обстоятельства: 1) несовершенство их внешнего облика и 2) неотразимое обаяние, сквозившее в каждом их слове и жесте. Одно из самых древних свидетельств такого рода – портрет египетской царицы Клеопатры, нарисованный Плутархом: «Красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражает с первого взгляда, зато обращение ее отличалось неотразимой прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкой убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Сами звуки ее голоса ласкали и радовали слух…»

Плутарх говорил о потрясающем действии голоса Клеопатры. Так и почти отталкивающая внешность Полины Виардо, по воспоминаниям современников, волшебным образом преображалась, едва она начинала петь. А пела она так, что «стонал весь партер». Не о таких ли женщинах повествует греческая легенда о сиренах? Гребцы Одиссея залепляли воском уши, но не завязывали глаза, а значит, сирены были существами некрасивыми…

Итак, первое оружие femme fatale – голос, второе – то, что Плутарх назвал «прелестью обращения». Мы бы сказали «стиль». «Ума – среднего, даже небольшого. Но стиль, стиль...» – писал Василий Розанов о своей первой жене, бывшей любовнице Федора Достоевского Аполлинарии (Полине) Сусловой. Опять совпадение! По иронии судьбы две самые известные «роковые женщины» в русской истории XIX века были тезками…

Кстати, не потому ли так асексуальны силикон и гламур, заполонившие современный глянец, что фотография не передает ни голос, ни «прелесть обращения»?

Канва романа

Напомним канву романа Тургенева и Полины Виардо. Их знакомство произошло 1 ноября 1843 года. Эту дату писатель каждый год отмечал как праздник. В тот день Тургенев, будучи представлен Виардо, пополнил ряды ее многочисленных поклонников. Внезапно возникшую страсть писатель пронес до самой смерти. Французские романисты, современники Тургенева, такого рода любовную привязанность – «с первого взгляда и навсегда» – называли «сродством флюидов» или «симпатией крови».

Известно, что в первые годы после знакомства Тургенев надеется на взаимность и просит радикальных доказательств ее чувств. Полина, однако, неприступна. Но смиряется ли Иван Сергеевич с тем, что его возлюбленная замужем и счастлива в этом браке? Как бы то ни было, он с удовольствием знакомится с ее мужем Луи Виардо и завязывает с ним нечто вроде дружбы.

После смерти матери Тургенев получает свою долю наследства и становится богатым человеком. Это, несомненно, сделало его более привлекательным в глазах практичной Полины. Но до какой степени? Как далеко она зашла в благодарности за фанатичное обожание и многолетнюю финансовую поддержку?

Долгие годы Тургенев практически живет в семье Виардо. Писатель то снимает дом по соседству, то надолго останавливается в доме своей возлюбленной. Луи Виардо не препятствует общению жены с обожателем и не устраивает сцен ревности.

Тургенев отдает Полине на воспитание свою дочь от крепостной Авдотьи Ермолаевны – Пелагею, имя которой меняет на Полинет (разумеется, в честь Виардо). Воспитанница, правда, не разделяет отцовской привязанности к приемной матери.

В 1883 году писатель умирает от рака на руках возлюбленной, которой шел… шестьдесят третий год.

А была ли интимная близость?

Значительная часть исследователей отвечают на этот вопрос положительно. Филолог Елена Арсеньева, например, полагает, что опровергнуть мнение о чисто платоническом характере отношений возлюбленных помогает элементарная логика – «в холоде такой человек, как Тургенев, не продержался бы и полугода». Однако в чрезмерной заботе о своей посмертной репутации Полина Виардо уничтожила все компрометирующие ее письма и дневники Тургенева.

Наиболее часто озвучивается предположение, что биологическим отцом сына Полины Виардо – Поля – был Иван Сергеевич. Действительно, в октябре 1856 года Тургенев провел в обществе Полины Виардо несколько недель в Куртавенеле. Судя по всему, писатель был счастлив. Своему другу Сергею Боткину он писал: «Каждый день мне кажется подарком». Примерно девять месяцев спустя, 20 июля 1857 года, у Полины Виардо родился маленький Поль. Впрочем, называли и других возможных биологических отцов будущего скрипача. Известно, что рождению Поля предшествовал бурный и скандальный роман Виардо и Баденского принца…

Однако есть основания полагать, что версия о «прорыве» в отношениях Тургенева и Виардо осенью 1856 года столь же малоубедительна, сколь живуча. Дело в том, что, распутывая романы прошлого, никогда не стоит забывать о специфической психологической «аберрации», заключающейся в том, что к одной из версий мы испытываем изначальное предрасположение – предрасположение даже не субъективного, а антропологического характера.

Изначальное предрасположение

Предлагаю каждому задуматься над вопросом: чего ему больше хотелось бы в глубине души. Чтобы между Тургеневым и Виардо существовала интимная связь? Или же чтобы их отношения оставались на протяжении жизни чисто платоническими? Не правда ли, в глубине души всем нам хотелось бы, чтобы Полина не была совсем уж неприступна для великого русского писателя и чтобы Тургенев хотя бы раз за сорок лет был все же вознагражден за свою фанатичную преданность?

Мне кажется, что Артур Шопенгауэр первым отметил этот любопытный психологический эффект. В самом деле, почему нам так небезразлично: имела ли место интимная связь или нет? Почему нам так трудно заинтересоваться драмой без любовной интриги? Почему, читая роман или смотря фильм, мы так сильно желаем наступления кульминационной сцены, когда влюбленные наконец соединятся?

Шопенгауэр полагал, что в нас говорит «гений рода» (не вдаваясь в метафизику пола Шопенгауэра, будем считать, что это «половой инстинкт»): «В пьесах и романах мы с сочувствием и радостью следим, как молодые герои сражаются за свою любовь, то есть за интересы рода, и одерживают победу над опекой родителей, которые думают только о благе индивидов. Ибо стремление влюбленных представляется нам важнее, возвышеннее и потому справедливее любого препятствующего ему – настолько, насколько род значительнее индивида. Поэтому основной темой почти всех комедий служит появление гения рода с его целями, которые противоречат личным интересам выступающих в пьесе индивидов и грозят разрушить их счастье. Как правило, ему это удается, и это в соответствии с художественной справедливостью дает зрителю удовлетворение: ведь он чувствует, что цели рода по своему значению выше целей индивида. Поэтому по окончании пьесы зритель спокойно покидает увенчанных победой любовников, разделяя вместе с ними иллюзию, что они добились этим своего счастья, тогда как на самом деле они принесли его в жертву роду вопреки желанию заботливых родителей».

К сожалению, есть веские причины полагать, что отношения Тургенева и Полины Виардо на протяжении всей жизни оставались чисто платоническими. Что это за причины?

Странная любовь

Критик Николай Страхов язвительно писал, что во всех романах Тургенева один молодой человек хочет – и никак не может жениться на одной молодой женщине. Кстати, тот же самый упрек бросали всю жизнь Ивану Бунину. Разница в том, что в рассказах Бунина расставанию героев, как правило, предшествовала ночь любви.

Если бы речь шла об обыкновенном адюльтере, явлении довольно распространенном в XIX веке, союз Тургенева и Виардо так не шокировал бы современников. Положение любовника не столь унизительно, как положение «рогатого мужа». Между тем известно, что все сочувствовали именно Тургеневу, а не Луи Виардо. Для современников именно положение Тургенева было унизительным. Лев Толстой, посетив Тургенева, был в ужасе от представшего ему зрелища. Но свое состояние лучше всего описал сам Тургенев: «Как привязанный за ножку жук, я кружился постоянно вокруг любимого флигелька: казалось, остался бы там навсегда...»

В самом деле, если Тургенев и Виардо были счастливыми любовниками, то откуда эта неизбывная тоска, сожаление о несбыточности счастья, пронизывающие все произведения писателя? Почему у него не нашлось ни одной обнадеживающей краски или хотя бы намека на земное счастье влюбленных?

Нет сомнений, что именно Виардо стала прототипом многих женских образов Тургенева. Их объединяет то, что они готовы поступиться любыми правилами, установленными в светском обществе, но не в состоянии перешагнуть через собственные нормы морали и, в частности, пренебречь святостью брака.

Как известно, Луи Виардо пожертвовал ради жены своей карьерой и фактически превратился в ее импресарио. Может показаться, что именно брак Полины Виардо и ее благодарность мужу были препятствием для счастья влюбленных. Не эту ли версию излагала сама Полина, чтобы охладить пыл своего чрезмерно страстного поклонника?

К сожалению, версия о верности и благодарности мужу не выдерживает критики. Нам известно о многочисленных романах Полины Виардо…

Мы живем в эпоху свершившейся «сексуальной революции» и не представляем, какое значение имела в XIX веке светская репутация. Но в том-то и дело, что в отличие от других романов Виардо, более или менее тайных, ее отношения с Тургеневым были у всех на виду. Не потому ли их отношения носили публичный характер, что скрывать им, в сущности, было нечего? И не потому ли Тургенев и Виардо всю жизнь пытались разбежаться, хотя и без всякого успеха?

Центробежная сила

Скорее всего Тургенев много раз искренне принимал решение подавить свою страсть к Полине Виардо, но так и не смог привести свое намерение в исполнение. Неудивительно, что в разговоре с Полонским Тургенев всерьез утверждал, что Полина Виардо – колдунья.

Все увлечения Тургенева развивались по одному и тому же сценарию. Тургенев влюблялся в молодую девушку и постепенно очаровывал ее. Но когда та наконец отвечала ему взаимностью и роман грозил принять серьезный оборот, он без всякой видимой причины шел на разрыв, вызывая недоумение той, которую отталкивал.

Таким был роман Тургенева с Татьяной Бакуниной (сестрой знаменитого революционера-анархиста), писавшей после разрыва с ним: «Удивительно, как некоторые люди могут себе воображать все, что им угодно, как самое святое становится для них игрою и как они не останавливаются перед тем, чтобы погубить чужую жизнь. Почему они никогда не могут быть правдивы, серьезны и просты с самими собою – и с другими? Неужели у них совершенно нет понятия ни об истине, ни о любви? Я говорю о любви в общем смысле. Мне кажется, кто носит ее в сердце, кто проникнут ее духом, тот всегда прост, велик и добросовестен относительно себя, как и относительно других. Он не может играть, как дитя, с самым святым – с жизнью другого человека. Если он ее мало уважает, если он даже совсем равнодушен к ней, то он всегда будет щадить ее, и в нем не будет ни лжи, ни притворства. Но что это за человек, который не осмеливается быть правдивым?»

Похожим образом развивались отношения с Марией Николаевной Толстой (родной сестрой Льва Николаевича). Марии в момент знакомства с Тургеневым было 23 года, и она была замужем за своим дальним родственником Валерьяном Толстым. Тургенев покорил сердце Марии и подтолкнул ее на развод. Но как только писатель узнал, что она развелась, вместо того, чтобы поехать на встречу к ней, он отправился заграницу – сначала в Булонь, а затем в Рим.

Незадолго до смерти Тургенев делает последнюю попытку обзавестись семьей и жениться на молодой актрисе Марии Савиновой, которую не пугает даже огромная разница в возрасте – в тот момент Тургеневу было уже за шестьдесят. В 1882 году Савинова и Тургенев отправляются в Париж, и эта поездка кладет конец их отношениям. В доме Тургенева каждая мелочь напоминает о Виардо, Мария чувствует себя лишней и мучается ревностью. В том же году врачи ставят Тургеневу страшный диагноз – рак. В начале 1883 года он был прооперирован в Париже, а в апреле, после госпиталя, просит проводить его в дом Виардо.

Полина также не была верна своему поклоннику. Мы уже упоминали о романе Виардо с Баденским принцем. Но больше всего Тургенева ранили ее отношения с композитором Шарлем Гуно, на какое-то время вытеснившим его из сердца Полины. На смертном одре Тургенев не преминул упрекнуть ее за эту «измену».

Но допустим, что привязанность Тургенева и Виардо носила чисто «платонический и сентиментальный характер». Предположим, что, получив отказ, Тургенев больше не настаивал на интимной близости и решил довольствоваться ролью преданного обожателя. Что же сорок лет удерживало Тургенева возле стареющей возлюбленной, несмотря на все пересуды европейского общества?..

Первая травма

Первая любовь является прообразом всех последующих. В случае Тургенева в этом нет сомнений. О первой любви писателя нам хорошо известно, тем более что сам писатель увековечил ее в лучшей своей повести.

Произошло же следующее. Юная Катенька, дочь жившей по соседству княгини Шаховской, пленила восемнадцатилетнего Тургенева. Но, как выяснилось позже, у девушки уже был постоянный любовник, причем не кто иной, как Сергей Николаевич – отец Тургенева. Будущий писатель долго не мог понять, почему Катенька предпочла ему отца, относившегося к женщинам без всякого трепета, в то время как он любил ее со всей силой первой страсти.

Тургенев описал свой роман с княжной Шаховской в повести «Первая любовь» (1860), в которой, как он заверял, рассказал все, как было, ничего не переврав. Пробежим по повести, не забывая при этом, что об одной детали Тургенев все же умолчал. А именно о том, что, несмотря на всю свежесть своих чувств, Тургенев к моменту романа с княжной Шаховской, в отличие от своего героя, уже не был девственником. Много лет спустя Тургенев поведал своим французским друзьям, как это произошло: «Я был совершенным юнцом, девственником, преисполненным желаниями, которые испытываешь в пятнадцать лет. У моей матери была горничная, красивая девица с глупым видом, хотя, знаете ли, есть лица, которым глупый вид придает особое очарование. Это случилось однажды в дождливый день, когда кругом все было мокро и сыро, в один из тех эротических дней, о которых нам недавно поведал Доде. Спускались сумерки. Я прогуливался по саду и вдруг вижу эту девицу, она идет прямо на меня, берет меня за волосы на затылке – а я был ее хозяин, и она моя крепостная – и произносит одно лишь слово: «пошли!». Все, что последовало за этим, мы все испытали, но это ощущение, это воспоминание наполняет меня счастьем».

Рассказ ведется от лица Владимира Петровича – человека лет сорока (Тургеневу в этом году стукнуло сорок два). Дело происходит летом 1833 года. Герою шестнадцать лет. Павильон возле дома его родителей снимает обедневшая княгиня Засекина с дочерью Зинаидой Александровной…

Пожалуй, никакое другое произведение Тургенева не дает таких оснований считать его предшественником Захер-Мазоха. Не поленимся процитировать эти ключевые для повествования фрагменты:

«В нескольких шагах от меня – на поляне, между кустами зеленой малины, стояла высокая стройная девушка в полосатом розовом платье и с белым платочком на голове; вокруг нее теснились четыре молодые человека, и она поочередно хлопала их по лбу теми небольшими серыми цветками, которых имени я не знаю, но которые хорошо знакомы детям: эти цветки образуют небольшие мешочки и разрываются с треском, когда хлопнешь ими по чему-нибудь твердому.
Молодые люди так охотно подставляли свои лбы – а в движениях девушки было что-то такое очаровательное, повелительное, ласкающее, насмешливое и милое, что я чуть не вскрикнул от удивления и удовольствия и, кажется, тут же бы отдал все на свете, чтобы только и меня эти прелестные пальчики хлопнули по лбу…
В это самое мгновение и девушка обернулась ко мне... Я вспыхнул, схватил с земли ружье и, преследуемый звонким, но не злым хохотаньем, убежал к себе в комнату, бросился на постель и закрыл лицо руками»
(Глава II).

«Зинаида стала передо мной, наклонила немного голову набок, как бы для того, чтобы лучше рассмотреть меня, и с важностью протянула мне руку. У меня помутилось в глазах; я хотел было опуститься на одно колено, упал на оба – и так неловко прикоснулся губами к пальцам Зинаиды, что слегка оцарапал себе конец носа ее ногтем» (Глава VII).

«– Я кокетка, я без сердца, я актерская натура, – сказала она ему [доктору Лушину. – М.Б.] однажды в моем присутствии, – а, хорошо! Так подайте ж вашу руку, я воткну в нее булавку, вам будет стыдно этого молодого человека, вам будет больно, а все-таки вы, господин правдивый человек, извольте смеяться.
Лушин покраснел, отворотился, закусил губы, но кончил тем, что подставил руку. Она его уколола, и он точно начал смеяться... и она смеялась, запуская довольно глубоко булавку и заглядывая ему в глаза, которыми он напрасно бегал по сторонам...»
(Глава IX).

«Однажды я вошел к ней и увидел ее сидящей на соломенном стуле, с головой, прижатой к острому краю стола. Она выпрямилась... все лицо ее было облито слезами.
– А! вы! – сказала она с жестокой усмешкой. – Подите-ка сюда.
Я подошел к ней: она положила мне руку на голову и, внезапно ухватив меня за волосы, начала крутить их.
– Больно... – проговорил я наконец.
– А! больно! а мне не больно? не больно? – повторила она»
(Глава XII).

Далее выясняется, что Зинаида Александровна была любовницей отца повествователя – «мсье Вольдемара». Герой переживает горькое разочарование, а через несколько лет узнает о смерти своей первой возлюбленной. Он взрослеет и выздоравливает. «Вы все еще желты, а все-таки в глазах нет прежней дряни. Человеком смотрите, не комнатной собачкой. Это хорошо», – говорит ему при встрече доктор Лушин. Так, очевидно, оценивает себя самого повзрослевший герой.

Какой же след в душе Тургенева оставило это увлечение?

Метафизическое алиби

Разгадка содержится в волнующем монологе Владимира Петровича в заключительной XXII главе повести:

«О молодость! молодость! тебе нет ни до чего дела, ты как будто бы обладаешь всеми сокровищами вселенной, даже грусть тебя тешит, даже печаль тебе к лицу, ты самоуверенна и дерзка, ты говоришь: я одна живу – смотрите! а у самой дни бегут и исчезают без следа и без счета, и все в тебе исчезает, как воск на солнце, как снег... И, может быть, вся тайна твоей прелести состоит не в возможности все сделать, а в возможности думать, что ты все сделаешь, – состоит именно в том, что ты пускаешь по ветру силы, которые ни на что другое употребить бы не умела, – в том, что каждый из нас не шутя считает себя расточителем, не шутя полагает, что он вправе сказать: «О, что бы я сделал, если б я не потерял времени даром!»

Вот и я... на что я надеялся, чего я ожидал, какую богатую будущность предвидел, когда едва проводил одним вздохом, одним унылым ощущением на миг возникший призрак моей первой любви?

А что сбылось из всего того, на что я надеялся? И теперь, когда уже на жизнь мою начинают набегать вечерние тени, что у меня осталось более свежего, более дорогого, чем воспоминания о той быстро пролетевшей, утренней, весенней грозе?»


В написанной ранее повести «Ася» (1857) есть такой разговор:

«– Пойти куда-нибудь далеко, на молитву, на трудный подвиг, – продолжала она. – А то дни уходят, жизнь уйдет, а что мы делали?
– Вы честолюбивы, – заметил я, – вы хотите прожить не даром, след за собой оставить…»


В действительности это Тургенев был честолюбив в том смысле, в котором упрекает Асю. Несомненно, что писатель тяготился ролью «лишнего человека» не меньше своих героев. И есть свидетельства того, что Тургенев смертельно завидовал Александру Герцену. Тот хоть какой-то общественной деятельностью занимался: журнал издавал, с социалистами и революционными демократами общался. А Тургенев, выпуская один роман за другим, не мог ответить на вопрос: для чего?

На что же тратил время Тургенев? Как его герой Лаврецкий, он мог бы сказать: «На женскую любовь ушли мои лучшие годы». Тургенев использовал любовь к женщине как способ похоронить себя от общественной роли и политической деятельности, к которым не имел ни склонности, ни больших способностей. Тургенев беззаветно любил Полину Виардо, чтобы быть вправе сказать: «О, что бы я сделал, если б я не потерял времени даром!» Тургенев любил Виардо, чтоб не чувствовать себя обязанным лезть на баррикады, подобно Рудину.

В данном случае мы имеем дело с тем, что австрийский психоаналитик Альфред Адлер называл «алиби». И нельзя сказать, что Тургенев этого не понимал. Для такого тонкого психолога и знатока людей не являлись загадкой истинные мотивы его собственных поступков. Он считал Полину Виардо ниспосланной свыше судьбой, но самому себе признавался, что «люди без твердости в характере любят сочинять себе «судьбу», это избавляет их от необходимости иметь собственную волю – и от ответственности перед собой».

Кстати, примерно такое же действие, как любовь к женщине, оказывало на него созерцание природы. Блуждание в лесу с карабином за плечом избавляло его от мучительной внутренней раздвоенности. Пожалуй, Тургенев мог бы повторить вслед за своим младшим современником, которому долго покровительствовал, Константином Случевским (1837–1904):

Счастлив я вблизи природы –
Устранен в себе самом,
Вне неволи, без свободы
И с немыслящим умом.


Заключение

Мы предложили свой ответ на психологическую загадку, объяснение которой искали как в художнической натуре Тургенева, покоренной редкостным талантом певицы, так и в его мазохистских склонностях. По нашему мнению, Полина Виардо была менее всего похожа на «истинных сарматок» Леопольда фон Захер-Мазоха. Едва ли хотя бы раз в своей жизни она ударила Тургенева. Не было в страсти Тургенева к Виардо и, как бы мы сегодня сказали, «эндорфинового парения». А была тяжесть неразделенной любви. И как всякая «русская страсть», она была исполнена почти религиозного чувства и имела уводящую за пределы физического мира направленность.

Тургеневу повезло – он умер на руках своей возлюбленной, оказавшейся внимательной и заботливой сиделкой. Что бы произошло, если бы Полина Виардо умерла раньше Тургенева? Скорее всего дело закончилось бы обожествлением возлюбленной. Мы имеем пример подобного завершения другой платонической и сентиментальной привязанности – любви французского философа Огюста Конта к Клотильде де Во. Клотильда также не отличалась внешними данными, но в отличие от Полины Виардо была вдовой. После ее смерти знаменитый философ, основатель позитивизма, считавший своей основной заслугой очищение науки от метафизики, обнародовал проект «позитивной религии», в котором центральную роль играл культ его возлюбленной. Ее кресло превратилось в «алтарь» его новой веры, цветы, когда-то присланные ею, хранились как религиозные святыни, а в своем завещании Конт просил положить его тело в один гроб с Клотильдой.

Многолетняя, прошедшая через все испытания, страсть Тургенева к Полине Виардо в известном смысле не является исключением...

http://exlibris.ng.ru/2008-11-13/1_sirena.html

 

© М.Е. Бойко