Header image

 

 

 
 

ИСПОДЛОБЬЯ № 25
Феерические ляпы
«НГ Ex libris», # 30 от 6 сентября 2012 г.


Пусть самопознания...
Фото Михаила Бойко

Мой жизненный опыт показывает, что чем дальше люди от газетной журналистики, тем более сурово они расценивают газетные опечатки. По их мнению, всякая ошибка в напечатанном тексте – следствие невежества журналиста.

Признаюсь, и я разделял это заблуждение... до того, как сам занялся журналистикой. Поэтому чтение собственных статей сразу после публикации несколько раз повергало меня в шок. Причем я имею в виду не банальные опечатки – мало кто удивится, если встретит слово «казуальный» вместо слова «каузальный». А именно фактические, смысловые ошибки. К этому, честно говоря, я не был готов и даже подумывал бросить публицистику.

Выручил меня роман Николая Климонтовича «Последняя газета», случайно подвернувшийся в это время. По-моему, это лучший современный роман о газетной журналистике. Там есть замечательный эпизод – возможно, доподлинная история, случившаяся с Климонтовичем во время работы в газете «Коммерсантъ»:

«– В последнее время, – начал он, чуть заикаясь,– вы делаете много ошибок, Кирилл... Вы как-то назвали Мамардашвили – Зурабом. Но Зурабом зовут Церетели. Мамардашвили звался Мераб, ошибка непозволительная...

<…>

– И теперь... Вот посмотрите, – и тонкой бледной рукой, высунув ее из черного рукава, Иннокентий двинул ко мне газетный лист, – здесь подчеркнуто.

Я не торопясь, подавляя внутреннюю дрожь, достал очки, посадил их на нос и склонился над газетной страницей.

«Как говаривал его тезка, настоящий граф Константин Толстой...» – прочел я и обмер. И тут же понял, как это вышло. Строча этот материал, я все время остерегал себя, как бы не описаться, не перепутать Алексея Константиновича с Алексеем Николаевичем».

Гора свалилась с плеч. «Ну, уж если Климонтович попадал впросак, то, наверное, и мне это иногда простительно» – так или примерно так утешал я самого себя. Разумеется, стал более внимательным... но уже был психологически готов, что, перечитывая свою очередную статью, вдруг столкнусь с каким-нибудь феерическим ляпом. Отношусь к этому как к одной из неизбежных издержек занятия журналистикой. Смирение – это вообще очень полезная духовная практика. А претензия на безошибочность – проявление гордыни, не только в христианском смысле, но и в психоаналитическом смысле, который придала этому слову Карен Хорни.

Постепенно я стал коллекционировать собственные ошибки и опечатки. Оказалось, что это удивительно плодотворный способ самопознания.

Как известно, Зигмунд Фрейд объяснял ошибочные действия столкновением, интерференцией двух различных желаний («Лекции по введению в психоанализ», 3). Из всех фрейдовских идей эта, пожалуй, самая правдоподобная.

Легко заметить, что герой романа «Последняя газета» объяснил свою вторую опечатку как раз в духе теории ошибочных действий Фрейда. Что вызвало первую опечатку, можно только догадываться. Могу предположить, что Климонтович бессознательно (!) полагает, что Мераб Мамардашвили – такая же дутая величина в философии, как Зу... один выдающийся скульптор в своей сфере деятельности.

Кстати, одну ошибку я оставлю даже в том случае, если включу соответствующую статью в какой-нибудь сборник (ну, разве что добавлю сноску). Вот этот феерический ляп:   «Для Достоевского самым большим испытанием стал второй брак с Аполлинарией Сусловой – честолюбивой женщиной на 20 лет моложе его и с определенно садомазохистскими наклонностями» (Страдательный залог// Литературная Россия, 12.01.07). По многим причинам Достоевский – это именно тот русский писатель, биографию которого я знаю наиболее детально. Такая ошибка могла быть вызвана только очень весомым бессознательным фактором...

Мне приходится признать, что мое бессознательное почему-то считает Аполлинарию Суслову второй женой Достоевского. Для бессознательного не существует принципа реальности. Как известно, оно интерпретирует реальность в соответствии с принципом удовольствия.

По-видимому, набирая упомянутую фразу, я думал о том, что Суслова – вторая роковая женщина в жизни Достоевского (после первой жены). Но почему мое бессознательное так настойчиво желает, чтобы Аполлинария Суслова была женой Достоевского? Над этим вопросом я до сих пор ломаю голову, и, разумеется, версия человека, совершившего ошибочное действие, не имеет решающей силы. Но сам себе я отвечаю на этот вопрос следующим образом.

Возможно, я настолько восхищаюсь Достоевским, что невольно идентифицирую себя с ним. У меня нет сомнений в том, кого по-настоящему сильно любил Достоевский. Достаточно прочесть страстное письмо Достоевского к Сусловой, написанное через два месяца супружеской жизни с Анной Сниткиной. Очевидно, мое бессознательное желает подлинного счастья Достоевскому... и самому себе.

Не удивлюсь, если мое бессознательное полагает, что Полина Виардо вышла замуж за Ивана Тургенева, а Лу Саломе стала супругой Фридриха Ницше...


http://exlibris.ng.ru/2012-09-06/6_mistake.html

 

© М.Е. Бойко