 Предчувствую появление нового поколения критиков, убеждённых в примате критики над литературой. Их ещё нет, этих критиков, но они с неизбежностью появятся. Они будут верить в то, что критика – это благородное искусство, Ars critica, а литература, писательство – это пошлое ремесло. В то, что они занимают более высокое место в пищевой цепочке и имеют такие же права в отношении писателей, как семейство кошачьих в отношении грызунов и парнокопытных. Они докажут, что место писателей – в лакейской, а не на премиальных подиумах.
Нынешние критики не верят в своё высокое призвание. Недавно в блоге Льва Пирогова мне попалось характерное признание: «Одно из самых чудовищных писательских заблуждений состоит в том, что писателям нужны критики. Ну, там, для предисловий, “отзывов на обложку” и прочих таких нужд. <…> На самом деле, нет, не нужны совсем. Писателям нужны редакторы. Безымянные. А книга современной прозы, подоткнувшаяся предисловием, вызывает брезгливость». Перед нами чудовищное критическое заблуждение, и оно сегодня доминирует. В самом деле, кто сегодня достаточно смел и интеллектуально изощрён, чтобы отстаивать как своё кредо: всё наоборот, это критикам не нужны писатели, а книги, вообще-то, пишутся именно ради предисловий и отзывов?
Что помешало мне самому стать первым из этих гипотетических критиков новой генерации, почему я сейчас выступаю в незавидной роли провозвестника, самозваного предтечи? Теперь я понимаю, что мне не хватало уверенности в проекте Ars сritica, визионерского образа критики как полностью автономного искусства. Всё это есть у меня теперь, когда я выдохся как критик. Признаюсь, что при всём своём радикализме (да простится мне эта тщеславная самооценка) я не был по-настоящему радикален. Хотя мне был хорошо знаком эксперимент, проделанный Станиславом Лемом в любимых с юности книгах «Абсолютная пустота» и «Мнимая величина». И я всегда отмечал, что критические тексты Режи де Гурмона, Макса Нордау, Поля де Мана, Жиля Делёза, Мориса Бланшо и др. гораздо интереснее, чем препарированные ими художественные произведения.
Пожалуй, нечто подобное произошло с Антоненом Арто. Он всю жизнь мечтал о некоем «театре жестокости» (поскольку Арто использовал слово «жестокость» в специфическом значении, в научной литературе чаще говорят о «крюотическом театре»). Как актёр и режиссёр, Арто добился немногого, а его практические рекомендации сегодня выглядят безнадёжно устаревшими. Но это не отменяет значения Арто как провозвестника и духовного инициатора радикального преобразования театрального искусства.
В некотором роде я всегда мечтал о «критике жестокости», «крюотической критике». Моей экспериментальной площадкой стал «НГ Ex libris». Уже тогда я был убежден, что в эпоху интернета у традиционного рецензионного издания нет будущего, и «Экслибрис» может быть актуален только как площадка радикальных, маргинальных, эпатажных и нонконформистских практик, как питомник и вольер крюотической критики. К сожалению, в «Экслибрисе» у меня не нашлось единомышленников, и нынешний «Экслибрис» подтверждает мои самые пессимистичные прогнозы.
Думаю, что крюотическая критика всё-таки возникнет, – этого требуют самые глубокие тенденции современности, на это существует не только социальный, но и метафизический, трансцендентный запрос. Мои амбиции предшественника новыми критиками будут, конечно, отвергнуты. Для критиков жестоких я буду слишком архаичен и умерен, они выстроят более эффектную генеалогию. Но я всё равно благословляю и приветствую их приход.
http://litrossia.ru/item/8575-izumlyaemsya-vmeste-s-mikhailom-bojko |
